Минувший визит Назарбаева в Москву стал, пожалуй, одним из самых засекреченных. О его результатах не известно ничего, кроме того, что участники переговоров «пришли к консенсусу по космодрому Байконур» и «обсудили программу двустороннего сотрудничества». Но, похоже, обсуждали не только это.
Что на самом деле стоит за молчанием президентов и какие проблемы пытаются решить стороны в мучительных многоэтапных переговорах, которые, похоже, зашли в тупик, мы решили разобраться вместе с политологом, заведующим отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андреем Грозиным.
Иран, суверенитет или Байконур?
- Андрей Валентинович, как вы оцениваете минувший визит Назарбаева в Москву?
- Трудно его оценивать, потому что информации, как вы сами знаете, немного. Тут два варианта возможны. Либо визит оказался неудачным, поэтому говорят мало. Либо обсуждали такие темы, которые не предполагается выносить на общественное обсуждение.
- Что это могут быть за темы?
- Возможно, обсуждались вопросы, связанные с будущим ирано-западным саммитом в Казахстане. Здесь у России есть определенные сложности, которые не предполагают широкого обсуждения. Не хотел бы вдаваться в подробности, это достаточно деликатный вопрос взаимодействия с режимом в Тегеране и одновременно наша внешняя политика на западном направлении. Тут есть известные противоречия. И, я так понимаю, в Кремле до сих пор нет четкого понимания того, что хотелось бы получить от этого саммита в Казахстане. Но то, что российская дипломатия лоббировала проведение этого мероприятия именно на казахстанской площадке, а не на турецкой — факт.
- Зачем это надо России?
- Здесь разные подходы есть. В РФ, я так понимаю, нет четкого и единого мнения по поводу того, чего ожидать от этого саммита, но есть некие подковерные интриги-переговоры, и, очевидно, именно это и могли обсуждать с хозяином будущей площадки. Естественно, это тема не для широкого обсуждения.
- А какой второй вариант?
- Другой вариант, о котором я говорил, — это провал переговоров в Москве. Например, стороны не сошлись во взглядах на то, как им далее развивать Таможенный союз, превращать его в более продвинутую интеграционную систему. Идти ли к валютному союзу либо, как это видят в Астане, строить некую региональную систему взаимозачетов валюты, при которой каждое государство остается при своем, но вводится единая расчетная единица.
А Россия считает, что интеграция будет идти по классической схеме, так, как это было при строительстве Европейского Союза. То есть от Таможенного союза — к зоне свободной торговли, от зоны свободной торговли — к валютному союзу. Естественно, это предполагает утрату определенной части суверенитета государствами. Естественно, менее сильные в экономическом смысле потеряют в большей степени, чем более сильные.
Но, как вы помните, президент Казахстана недавно заявил о том, что ни о какой уступке суверенитета не может идти и речи. Если эта позиция принципиальная и не подлежит корректировке и обсуждению, то, естественно, стороны не смогли сойтись в том, как дальше строить союз. Отсюда отсутствие новостей.
- А будущее Байконура — не причина разногласий?
- Если действительно обсуждались вышеупомянутые шероховатости в российско-казахстанских отношениях, естественно, могла всплыть тема Байконура. Тут два принципиальных отличия в подходе. Одно дело — корректировка договора в сторону увеличения платы или, например, решения каких-то технических вопросов, создания неких совместных предприятий, допустим, по пускам. Это все решаемо. Если же казахстанская сторона рассчитывает получить собственный кусок космодрома Байконур, которым она сама будет распоряжаться, не оглядываясь на «Роскосмос», то это уже совсем другая песня. И здесь, скорее всего, стороны не найдут взаимопонимания. Поэтому, я полагаю, и визит Идрисова, и визит Келимбетова не принесли ожидаемых согласований.
- Возможно, но, положа руку на сердце, не слишком верится в то, что Россия и Казахстан не могут договориться о будущем Байконура в любом виде. Может, есть что-то еще?
- Есть и третий вопрос, который традиционно всплывает в российском информационном сообществе в последнее время в связи с Казахстаном. Это — транзит высшей власти. Тема избитая, изъезженная вдоль и поперек, но, тем не менее, для Казахстана актуальная и останется таковой до тех пор, пока президент не решит, кто будет следующим главой государства в Казахстане.
Учитывая особый уровень отношений между двумя государствами, если в реальности прорабатывается механизм передачи власти, то понятно, что с Кремлем приходится поддерживать на этот счет контакты.
- Чем объясняется такая необходимость?
- Ясно, что будущий преемник без доброжелательного отношения к нему со стороны России у власти не удержится. Я в этом абсолютно убежден, и если эта тема (передача власти — ред.) для Нурсултана Абишевича всерьез актуальна, то понятно, что этот вопрос проговаривают с российскими лидерами с глазу на глаз, стараясь не только исключить возможность любых утечек в России, но и чтобы никакой информации не просочилось в Казахстан. Если это так, то тогда отсутствие информации абсолютно очевидно.
Общность ущербности сближает
- Да, но при такой «открытости» этих важных мероприятий нам ничего не остается, кроме как строить гипотезы. Тем более что поводов хватает. Так, за весь прошлый год президенты России и Казахстана встречались 8 раз, но отношения между странами от этого теплее не становятся. Даже наоборот — они стали более напряженными. Что не мешает руководству России и Казахстана строить наполеоновские планы о создании Единого экономического пространства в 2014—15-м годах. Но как верить в эти планы, когда в товарищах согласия нет?
- Кстати, Запад тоже перестал скрывать свое негативное отношение к интеграционному процессу. А если он всерьез консолидирует усилия по его торпедированию, подключит лоббистские структуры, надавит на представителей власти, элиты, которые очень многим обязаны Западу, то это может вызвать пробуксовку процессов. Например, заволокитить инициативу, которая в перспективе может вызвать мультипликативные эффекты. Потом одна проблема потянет за собой вторую, третью — и так по нарастающей...
- Какие инструменты для этого могут быть использованы?
- Это чисто технологический процесс, связанный с подключением медиаресурсов плюс переконфигурация общественных настроений. Наконец, элита, которая многим обязана внешним центрам, может активизировать определенные политические процессы, которые будут работать против интеграционных инициатив.
- Внешний фактор — единственная причина возможного усложнения процесса евразийской интеграции?
- Да внутренних полным-полно. Я вообще считаю, что поиски руки Запада — это преувеличение. Зная, как работает система власти в Штатах, я не склонен абсолютизировать монолитность, непобедимость американской стратегии по тем или иным направлениям. Проблемы — внутри наших государств. И их решение, я здесь абсолютно согласен с Аждаром Куртовым, упирается в эгоизм элиты.
- Почему?
- Финансово-промышленным группам, или кланам — как угодно, придется жертвовать частью своих ресурсов, контроля, финансов, влияния — политического и экономического — в пользу какого-то наднационального органа. Так было и в Евросоюзе, но интеграция растянулась у них на 40 лет. У нас хотят то, что Европа строила 40 лет, построить за пятилетку. Но у нас ситуация другая. С одной стороны, мы можем учиться на ошибках Европы, а с другой — мы строим независимые государства чуть больше двух десятилетий.
Да, элиты поделили экономики, интегрировались в мировой рынок, поделив национальные экономики. Но они не стали на этих рынках своими. Тот же Утемуратов может сколько угодно обниматься с руководителем «Гленкора», но для них он — туземец-компрадор. Ничем не лучше, чем коллеги меньшего калибра откуда-нибудь из африканских стран. И российская, и казахстанская, и вся постсоветская политическая и бизнес-элита в глазах западной элиты, руководителей транснациональных корпораций, мягко говоря, бастарды, которые просто удачно украли государственную собственность, а теперь пытаются хоть чучелом, хоть тушкой влезть в мировую бизнес-элиту.
- Но им там не особо рады...
- В мировой бизнес-элите их никто не хочет видеть, точно так же, как и в политической. Их там терпят, потому что за их счет существуют те же гиганты мировой экономики, точнее, за счет сырья. А в неформальных политических, экономических клубах мировой элиты места ограничены. И там не хотят видеть новых людей, которые еще 20 лет назад заведовали магазинами, пусть даже центральными. Никому эти завмаги не нужны. Там на таких людей, как Лакшми Миттал, смотрят, мягко говоря, с некоторой долей презрения, а уж на наших-то...
А общность, как известно, сближает. В данном случае — общность ущербности, которую ощущают и казахстанские, и российские элиты.
- Но сближает, видимо, не столь тесно, если строить единую экономику мешает эгоизм?
- На самом деле, эгоизм элиты, ее стремление отстоять то, что было взято в 90-е, ее нежелание поделиться даже частью характерно для наших политических элит сверху донизу. Начиная от центральной власти в Кремле и Акорде и заканчивая акимом или губернатором какой-нибудь области.
А поскольку интеграционный процесс напрямую касается каждого из этих начальников, каждый из них чувствует угрозу с его стороны. Да, они берут под козырек, выполняют волю Нурсултана Абишевича или Владимира Владимировича, но идут-то против собственных интересов, причем материальных. А это делать долго очень трудно.
- Допустим, и тем не менее, как вы отметили выше, Евросоюз начал видеть в этом евразийском объединении конкурента.
- Очевидно, у наших западных друзей есть серьезные опасения того, что Россия может продавить переход на следующую стадию интеграции. То есть, если мы действительно выйдем на уровень валютного союза, процесс интеграции станет необратимым вопреки всему и всем...
Но пока мы наблюдаем другую картину. В российско-казахстанских отношениях вал негативных моментов возник как-то странно, где-то в конце прошлого года. До этого были критические публикации на тему дружбы. Но они носили разрозненный, эпизодический характер. Сейчас видно, что это уже кампания. Причем процессы симметричные — что в Казахстане, что в России. Посмотрите на публикации «Коммерсанта», «Ленты.ру», «Независимой газеты», «Ведомостей» и так далее: прослеживается определенная конфигурация, начали всплывать проблемы в ТЭКе, в космических исследованиях, появились странные заявления сенаторов... Но это еще не конец. Я думаю, пара-тройка проблем еще возникнет в обозримом будущем. А что получится в итоге, загадывать не берусь.
Республика
Комментариев нет:
Отправить комментарий