Своими впечатлениями о поездке в Ашхабад с «Хроникой Туркменистана» поделился эксперт по вопросам социологии, политологии и истории Центральной Азии, сотрудник Института международных исследований Карлова университета в Праге Славомир Горак.
«Этот инцидент с Бердымухамедовым, если его рассматривать аналитически, очень четко показал уровень политической культуры в стране. Президент не может совершить ошибку, не может не заниматься своим любимым видом спорта, хотя это сопряжено с большим риском. И всегда должен занимать только первые места».
В столице Бердымухамедстана все спокойно
— Уважаемый господин Горак, совсем недавно в составе официальной правительственной делегации Чешской Республики вы побывали в Туркменистане. Какое впечатление на вас произвела страна? Как выглядят люди, улицы, какая атмосфера?
— Я могу рассказать про свои впечатления об Ашхабаде. Столичная жизнь значительно отличается от жизни регионов и других городов Туркменистана, но эта поездка была ограничена только столицей. Более того, нас поселили в шикарной гостинице«Огузкент», и если судить о жизни страны по тому роскошному интерьеру, который нас окружал, то выводы могут быть очень ошибочными. Но я старался из этой «золотой клетки» «вылетать» как можно чаще.
Естественно, за 13 лет, что я не был в Туркменистане, столица кардинально изменилась. Для меня это не стало настолько уж большим сюрпризом, поскольку я в курсе всех новостей об этой стране.
Образно говоря, приезжая в Париж, не удивляешься наличию Эйфелевой башни, просто хочется увидеть ее собственными глазами. Поэтому для меня была очень интересна реакция тех членов делегации, которые приехали сюда в первый раз и их представление о стране не сформировано гигабайтами прочитанных новостей и сотнями томов изученной литературы.
— Те, кто приехал в Туркменистан впервые, были несказанно поражены суперсовременным видом Ашхабада, который они часто сравнивали со столицей Объединенных Арабских Эмиратов. Но и у этих людей возникали иногда сомнения по поводу целесообразности столь масштабной перестройки города. Они отметили, что достаточно много современных зданий выглядят «пустыми», как будто ими никто не пользуется.
— Да, на центральных улицах Ашхабада чисто, спокойно, транспорт и городские службы исправно работают, может и с некоторыми перебоями, но все-таки. Появились новые шоссе и автобаны вокруг города, которые действительно могут облегчить транспортную проблему. Базары работают, жизнь более-менее кипит, люди ходят за покупками, развлекаются и стараются выглядеть нарядно.
Многие части города, которые по моим воспоминаниям 13-летней давности были проникнуты советской и даже деревенской атмосферой, застроены огромными многоэтажными зданиями, и не могу сказать, что это пошло городу на пользу.
К великой своей радости нашел дом, в котором в свое время жил, недалеко от стадиона «Копетдаг». Даже не стал стучать в калитку, потому что хозяева, насколько я знаю, дом уже продали и уехали из страны.
Многие улицы, парки и бульвары пустуют, даже вечером, когда становится прохладней. Я до сих пор вспоминаю, как много народа гуляло по вечерам около Арки Нейтралитета в центре города. Арку, как известно, перенесли за город и, с наступлением сумерек, она стоит красиво освещенная и… абсолютно пустая. Мне сказали, что люди туда ездят на пикники в выходные, но воочию убедиться в этом я не смог. Кроме нескольких немногочисленных торговых и развлекательных комплексов, таких как «Йимпаш» и «Мир Сказок» с детскими аттракционами, центр города в основном безлюден.
За пару дней, конечно же, очень трудно прочувствовать атмосферу жизни достаточно глубоко. Но несколько эпизодов позволили понять, что реальная жизнь страны очень сильно отличается от «беломраморного глянца», который виден на поверхности. Солдат, предлагающий за 1 манат сфотографировать охраняемое им здание госучреждения, которое «фотографировать категорически запрещается». Рассказ женщины в автобусе о том, как трудно устроить ребенка в хороший садик, человек, рассказавший, что и сколько стоит на базаре и в магазинах. Он же рассказал о своей дочке, которая с мужем купили квартиру в новой элитной многоэтажке, и постепенно стали обнаруживаться многочисленные недоделки и строительный брак. Я понимаю, что это только кусочки мозаики, которые не полностью отражают реальность. Но, по крайней мере, они указывают на то, что критики режима во многом правы и проблем действительно существует очень много.
Чтобы не выглядеть предвзятым, я должен отметить, что бытовые и социальные проблемы существуют не только в Туркменистане, но даже в Центральной Европе. Но разница в том, что, например, в Чехии, все эти явления, скорее исключение из правил, нежели повсеместная тенденция.
И после этого уже совсем не удивляет вежливое старание туркменских организаторов конференции не замечать некоторые вещи, не отвечать (или отвечать уклончиво) на некоторые вопросы, необходимость искать ресторан подальше от гостиницы, чтобы можно было поговорить без опаски быть подслушанным.
Поразили меня ашхабадские цены — они довольно высокие. По большому количеству наименований цены сравнимы с Чехией и даже более дорогими западными странами.
Когда я покупал на Русском базаре пару килограммов сухофруктов и орехов в подарок знакомым в Чехии, продавщица сказала, что такие покупки здесь делают не часто.
Цены на книги в Ашхабаде более отвечают европейским стандартам, нежели средним зарплатам в Туркменистане. Интересно, что книги, выпущенные во время правления Ниязова, гораздо дешевле. По словам продавцов, с одной стороны это связано с тем, что цены на эти книги остались неизменными еще с ниязовских времен, а с другой стороны — спрос на них небольшой, а значит не имеет смысла повышать цену. Да и вообще, по признанию тех же продавцов, современные книги туркменских издательств продаются не очень активно.
— Удалось ли пообщаться с представителями туркменских госструктур, министерств, ведомств?
— К сожалению, время моего пребывания было сильно ограничено, и не удалось организовать много встреч. Для меня как ученого самым важным событием явилось посещение возродившейся после смерти Ниязова Академии наук Туркменистана. Встречи в Академии наук подтвердили мои предположения — здесь удалось собрать и сохранить много хороших талантливых ученых, включая молодых сотрудников. Наряду с сильной поддержкой государства, данный факт свидетельствует о том, что туркменская академическая среда возродилась, естественно, в рамках тех процедур, которые существуют в стране. И я бы очень хотел надеяться, что нам удастся найти подходы к дальнейшему сотрудничеству с туркменскими коллегами, особенно в сфере исторических исследований, работа над которыми не вызывает лишних вопросов у властей и где есть очень интересные темы для совместного изучения.
Естественно, я прекрасно понимаю, что за один визит всей картины не увидишь и что сама Академия наук Туркменистана является некой вершиной айсберга и далеко не отражает полностью ситуацию с образованием в стране. Насколько я знаю, ситуация в университетах гораздо сложнее, и двери для международного сотрудничества там будет открывать гораздо труднее. Только время покажет, насколько возможным окажется поддерживать и развивать налаженные контакты с туркменской академической средой.
— Удалось ли пообщаться с простыми туркменистанцами?
— Как я ранее упоминал, поводы и возможности завязать разговор на улице или в общественном транспорте находились очень легко, все же в Туркменистане осталось очень много общительных и интересующихся людей. Достаточно было завести разговор — и можно было обсуждать почти все проблемы. Однако в рамках официальных мероприятий это было сделать гораздо сложнее.
Несмотря на то, что я просидел два часа рядом со студентами, которых загнали на стадион, чтобы они восхваляли Аркадага, как только он появится на сцене, и приветствовали зарубежных гостей, мне так и не удалось завести с ними разговор. Но я прекрасно их понимаю, будучи на их месте, я бы тоже не стал вступать в «несанкционированные контакты с иностранцами», к которым со стороны организаторов очень пристальное отношение. Иностранцы приезжают и уезжают, а этим ребятам в этой стране жить, и никому не хочется иметь неприятности из-за случайной беседы.
— На каком языке велось общение?
— Поскольку мой активный туркменский все еще оставляет желать лучшего и постоянно смешивается с турецким, то мне легче было общаться на русском. С этим пока в Ашхабаде проблем нет. Только женщины в оранжевых жилетах, чистившие улицы до зеркального блеска (у этих женщин я спрашивал дорогу), русского не знали, но мой туркмено-турецкий прекрасно поняли. Или уже мной упомянутый солдатик — притворялся, что его русский хуже моего туркменского.
А в общем, русский язык можно услышать почти повсеместно в центре Ашхабада. В этом столица Туркменистана не так уж сильно отличается, скажем, от Ташкента, Бишкека или Алма-Аты.
— Почувствовали ли вы, находясь в Туркменистане, что это «страна Бердымухамедова»?
— Естественно. Но поскольку я изучаю государственную идеологию Туркменистана уже давно, это тоже не стало для меня сюрпризом. Однако для членов нашей делегации и некоторых других европейцев, с которыми мне довелось поговорить, это стало настоящим шоком. Просто мы уже отвыкли от «идолопоклонства» на государственном уровне, да еще и столь масштабного и беззастенчивого.
Некоторые наши участники сразу вспомнили былые времена, сравнив вездесущее присутствие портретов президента Туркменистана с культом изображений Ленина. Правда, тогда в европейских странах «соцлагеря» портретов Вождя Мирового Пролетариата все же было гораздо меньше, чем сейчас портретов Аркадага в Туркменистане.
Было очень интересно узнать, насколько по-разному люди относятся к этой пропаганде. Некоторые относятся к культу Бердымухамедова абсолютно безразлично. То есть идеология не проходит мимо них, этого невозможно избежать, но они воспринимают идеологические моменты, как неизбежное и «необходимое» зло и неотъемлемое проявление режима. В целом, они не видят надобности изучать книги президента. Но это обычно люди, которых не сильно касаются разного рода идеологические мероприятия. У большинства из тех немногих людей, с которыми мне удалось поговорить, превалировал именно данный подход.
К сожалению, у меня не было возможности поговорить на эту тему с представителями тех слоев населения, которых государственная пропаганда касается больше всего: со студентами, преподавателями или госчиновниками.
Встречались мне и люди (хотя они непосредственно не связаны с государственными структурами), которые с воодушевлением поддерживают внешне- и внутриполитический курс страны и президента и очень гордятся обновленным Ашхабадом. Это тоже подход, а для меня это возможность узнать их трактовку действительности и понять систему их мышления.
— Можно ли сравнить Туркменистан с какой-нибудь из других стран, в которых вам удалось побывать?
— Здесь я вынужден дать немного уклончивый ответ, но не потому, что мы говорим о столь закрытом государстве, каким является Туркменистан. Просто каждая страна уникальна, и порой сравнения будут неуместны.
Я считаю Туркменистан особой страной с особым устройством, возникновению которого способствовало много объективных и субъективных причин. Эти особенности нравятся далеко не всем внутри страны, не говоря уже о мнениях из-за рубежа.
И у меня есть много критических замечаний по поводу того, что здесь творится: почему такие проблемы с въездом-выездом, почему в стране, настолько богатой природными ресурсами, подавляющее большинство населения живет на грани бедности. Туркменистан, по моему мнению, мог бы превратиться в некий Оман Центральной Азии, если бы велась разумная политика, внешняя и внутренняя.
Мне лично очень интересен весьма специфический подход к формированию национального и государственного устройства в стране, основания и предпосылки того, как и почему в Туркменистане сложился подобный режим правления. Я понимаю, что есть определенные причины, почему страна пошла именно по такому пути развития.
По совокупности причины эти кроются в характере сформировавшейся политической элиты, в официальной культуре (политической, экономической), в инерции, унаследованной из советского периода, с примесью зарубежного опыта. Весь этот комплекс, наряду со многими другими факторами, создал ту уникальную ситуацию, в которой Туркменистан ныне находится.
Скакал, упал, очнулся простым стоматологом
— Вы чуть не стали непосредственным свидетелем ставшего хитом YouTube падения Бердымухамедова на скачках. Как это произошло?
— Я, к моему глубокому сожалению, не видел это событие лично, мы улетели за день до того, как президент упал с коня. И я был осведомлен о случившемся уже буквально через считанные минуты после инцидента.
Но я стал непосредственным свидетелем поведения президента в день, предшествующий скачкам. Первая часть программы того дня была полностью посвящена президенту, а вернее — демонстрации его мастерства управлять скакуном. Могу сказать, что Бердымухамедов действительно отличный всадник. И это не только мое мнение, а также нескольких представителей нашей делегации — профессиональных коневодов, которые разбираются во всех тонкостях вопроса гораздо лучше меня.
То, что президент предстал в такой роли перед публикой, свидетельствует о том, что, во-первых, он действительно любит все, связанное с лошадями (это даже может восприниматься как некий положительный факт, в смысле: «хоть что-нибудь хорошее»), со всеми вытекающими из этого позитивными и негативными последствиями для его народа. Во-вторых, президент очень любит выставлять и показывать себя как некого рода супермена, который знает и умеет все и которому все должны уступать.
С другой стороны, неужели Бердымухамедов на полном серьезе думает, что его авторитет сильно бы пострадал, если бы он участвовал в скачках в качестве судьи или стартера или, если уже говорить о непосредственном участии, пришел к финишу вторым или третьим?
Народ бы так и сказал: «Вот какой у нас президент, прекрасный наездник, отлично управляется с лошадью, но, естественно, он не может сравниваться с профессионалами».
Или, хорошо, конь споткнулся и президент упал. Это может случиться с каждым, джигит, не падавший с лошади — не джигит. Тогда давайте распространим эту информацию с теми кадрами, на которых президент жив и здоров (хотя и немного хромает, например) и признается, что — да, такое случилось. Немного юмора и даже самоиронии — и это происшествие могло бы вызвать к Бердымухамедову всенародную симпатию: «Да, наш президент человек открытый, честный, смелый — не боится признать, что ему что-то не удалось».
И тогда бы очень многие его чисто по-человечески пожалели, ему бы искренне сопереживали. Или хотя бы сказали: «Мог бы и не лезть в эти скачки, но, слава Аллаху, ничего серьезного не повредил и, дай Бог, скоро вылечится».
Наш бывший президент тоже любил кататься, но только на лыжах, и один раз сломал ногу. И охранники вокруг него не носились бестолковой толпой, и кадры с этим происшествием из телепрограмм не вырезались.
Этот инцидент с Бердымухамедовым, если его рассматривать аналитически, очень четко показал уровень политической культуры в стране. Президент не может совершить ошибку, не может не заниматься своим любимым видом спорта, хотя это сопряжено с большим риском. И всегда должен занимать только первые места.
Все эти признаки указывают на авторитет, который не зарабатывается, а заключается в том, чтобы заставлять других уважать его. А если заставлять, значит распространить страх среди своего окружения, и дальше этот страх волнами спускается по иерархической лестнице: от президента — к министрам, от министров — к госчиновникам и т.д., и, в конце концов, вся эта лавина страха обрушивается на простой народ.
Та бравада и демонстративность, с которой Бердумахамедов через час после падения показывал себя — «целого и невредимого», свидетельствует, помимо прочего, и о его боязни. Боязни потерять власть, потерять рычаги влияния, стремление не допустить даже малейшей гипотетической возможности, что его место займет кто-то другой.
Он, возможно, представил себе ситуацию, что как только упал и потерял на полчаса сознание, лежит беспомощный в больнице, не может управлять страной, сразу же могли сплестись нити коварного заговора. И кто-то другой мог бы воспользоваться ситуацией, и мы бы сейчас уже говорили о совсем другом, новом президенте. По-видимому, этим и может объясняться столь поспешное появление Бердымухамедова на публике и перед десятками телекамер.
Далее из всего этого инцидента вырисовывается центральная, даже — эгоцентрическая роль президента: «без меня никто ничего не может» или «все приходится делать самому». Это уже нарушает основные правила грамотного менеджмента. Если президент сам лично не будет осуществлять контроль над всем, что происходит в стране, ситуация может развиваться совсем не так, как хотелось бы президенту.
Случай с падением Бердымухамедова на скачках наглядно показал, что, с одной стороны — авторитарная власть президента оказалась прочной (хотя, естественно, в течение получаса очень трудно организовать государственный переворот, особенно, если все в шоке от произошедшего), а с другой стороны оказалось, что без президента вся система может рухнуть буквально «в одночасье». Достаточно посмотреть на испуганные лица членов правительства, которые присутствовали на ипподроме, чтобы понять, что они перепугались до холодного пота не за целостность шеи Бердымухамедова, а за свои чиновничьи кресла, которые, приди к власти новый президент, очень даже могут смениться на нары.
Политическая культура в Туркменистане основывается на строгой вертикали жесткого подчинения только одному центру власти. И если этот центр не будет сильным, то подчиненные попросту не будут знать, что делать. Это мышление прочно сидит в головах правящей верхушки, которая хорошо понимает, что оставаться в кругу «свиты» — значит беспрекословно и бездумно выполнять все приказы сверху. Преодолеть этот стереотип мышления, выйти из этого «заколдованного круга» — вот самая трудновыполнимая из реформ, которые были провозглашены в Туркменистане. Решение этой проблемы потребует много усилий и от нынешнего президента, и от его возможных преемников.
— В предыдущем интервью (http://www.chrono-tm.org/2011/08/ot-dzhunaid-hana-do-berdyimuhammedbashi/) вы рассказали о том, какие политтехнологии Бердымухамедов использует для создания собственного имиджа «Туркмен №1». Но сейчас, учитывая, что президент ездит на танке, стреляет из пулемета, пишет книги, проводит сложнейшие хирургические операции, играет лучше всех в футбол, лучше всех ездит на автомобиле, быстрее всех скачет на коне (иногда даже обгоняя собственного скакуна на полкорпуса), президентский имидж уже можно со всем основанием назвать «Супертуркмен». Как вы думаете, почему бердымухамедовская пропаганда упорно раскручивает этот достаточно абсурдный и порой комичный для всякого здравомыслящего человека образ президента?
— Во-первых, они просто не знают, как работать по-другому. Представьте себе ситуацию, если бы какой-то туркменский журналист написал, что президент упал с лошади или даже просто — пришел к финишу вторым. В лучшем случае, такого журналиста бы уволили, в худшем — посадили. Или вы думаете, что эти бедные, несчастные студенты проводят целые дни без еды и питья на официальных мероприятиях, часами аплодируют Аркадагу из-за своей искренней любви к нему? Мне они такими не показались. Да, их так научили, и кто не слушается, не выполняет требования, тот сразу же почувствует последствия своего непослушания на «собственной шкуре». То есть — срабатывает некий эффект психоза толпы, подкрепленный страхом перед неизбежным наказанием в случае «неправильного поведения».
Во-вторых, сам Бердымухамедов очень любит такое отношение к себе. Как я уже сказал — он любит демонстрировать себя на публике, хочет, чтобы его воспринимали за тот образ, который изображается на помпезных портретах и рекламных билбордах. Тут мы видим попытку совместить имидж, который формируют президентские пиар-службы, с реальностью.
Любой человек, попав в подхалимское окружение, сразу же почувствует уверенность в себе и будет стараться всеми силами поддерживать миф о собственной исключительности. Подхалимское окружение перешло к Бердымухамедову по наследству от Ниязова, который тоже был убежден, что может все. Только его «величие» демонстрировалось несколько другими способами.
В-третьих, сложилась уже такого рода политическая культура, которая предполагает президента-всезнайку. И ни у кого в бердымухамедовской команде нет опыта по «раскручиванию» брэнда президента, как «человека, близкого к народу». Я уверен, что многие туркменистанцы, приветствовали бы такой подход, но, видимо, политическая элита Туркменистана думает совсем по-другому.
Вырисовывается такая картина — президент, если он хочет остаться у власти (а других президентов просто не бывает) в Туркменистане, просто обязан быть настоящим «Туркменом №1» или даже «Ахал-теке №1», иначе его власть (и получаемые благодаря ей собственные доходы и доходы всего президентского «тохума»-семьи) окажутся под угрозой.
И последнее — «раскручивание» культа личности и некоторых странных (как это может показаться стороннему наблюдателю) распоряжений, деяний, поступков президента, мотивированных «построением единого национального государства», может приносить неплохую прибыль как президентской семье, так и его окружению. Как напрямую, так и косвенно, сюда включаются строительные проекты, издание книг, организация мероприятий (логистика, печатная продукция — портреты, плакаты) и т.д. По сравнению с другими доходами — это, конечно, «копейки», но такие копейки «зарабатываются» укреплением авторитета президента и вертикали его власти, и, если речь идет о «нижних» уровнях власти, сохранением своей позиций, проявлением лояльности. Чиновники «зарабатывают» снисходительность вышестоящего начальства к собственным нелегальным или полулегальным поступкам.
Если рассматривать вышеперечисленные факторы в совокупности, характер президента, основанная на подхалимстве политическая культура, которую президент не может (или не хочет) менять, всеобщая атмосфера страха и «обязаловки» в стране и, наконец, чисто бизнес-планы некоторой части элиты, то получается смесь, которая раскручивает спираль культа личности порой до полной нелепости. И нам остается только гадать, где предел этого абсурда.
Источник :: Хроника Туркменистана
«Этот инцидент с Бердымухамедовым, если его рассматривать аналитически, очень четко показал уровень политической культуры в стране. Президент не может совершить ошибку, не может не заниматься своим любимым видом спорта, хотя это сопряжено с большим риском. И всегда должен занимать только первые места».
В столице Бердымухамедстана все спокойно
— Уважаемый господин Горак, совсем недавно в составе официальной правительственной делегации Чешской Республики вы побывали в Туркменистане. Какое впечатление на вас произвела страна? Как выглядят люди, улицы, какая атмосфера?
— Я могу рассказать про свои впечатления об Ашхабаде. Столичная жизнь значительно отличается от жизни регионов и других городов Туркменистана, но эта поездка была ограничена только столицей. Более того, нас поселили в шикарной гостинице«Огузкент», и если судить о жизни страны по тому роскошному интерьеру, который нас окружал, то выводы могут быть очень ошибочными. Но я старался из этой «золотой клетки» «вылетать» как можно чаще.
Естественно, за 13 лет, что я не был в Туркменистане, столица кардинально изменилась. Для меня это не стало настолько уж большим сюрпризом, поскольку я в курсе всех новостей об этой стране.
Образно говоря, приезжая в Париж, не удивляешься наличию Эйфелевой башни, просто хочется увидеть ее собственными глазами. Поэтому для меня была очень интересна реакция тех членов делегации, которые приехали сюда в первый раз и их представление о стране не сформировано гигабайтами прочитанных новостей и сотнями томов изученной литературы.
— Те, кто приехал в Туркменистан впервые, были несказанно поражены суперсовременным видом Ашхабада, который они часто сравнивали со столицей Объединенных Арабских Эмиратов. Но и у этих людей возникали иногда сомнения по поводу целесообразности столь масштабной перестройки города. Они отметили, что достаточно много современных зданий выглядят «пустыми», как будто ими никто не пользуется.
— Да, на центральных улицах Ашхабада чисто, спокойно, транспорт и городские службы исправно работают, может и с некоторыми перебоями, но все-таки. Появились новые шоссе и автобаны вокруг города, которые действительно могут облегчить транспортную проблему. Базары работают, жизнь более-менее кипит, люди ходят за покупками, развлекаются и стараются выглядеть нарядно.
Многие части города, которые по моим воспоминаниям 13-летней давности были проникнуты советской и даже деревенской атмосферой, застроены огромными многоэтажными зданиями, и не могу сказать, что это пошло городу на пользу.
К великой своей радости нашел дом, в котором в свое время жил, недалеко от стадиона «Копетдаг». Даже не стал стучать в калитку, потому что хозяева, насколько я знаю, дом уже продали и уехали из страны.
Многие улицы, парки и бульвары пустуют, даже вечером, когда становится прохладней. Я до сих пор вспоминаю, как много народа гуляло по вечерам около Арки Нейтралитета в центре города. Арку, как известно, перенесли за город и, с наступлением сумерек, она стоит красиво освещенная и… абсолютно пустая. Мне сказали, что люди туда ездят на пикники в выходные, но воочию убедиться в этом я не смог. Кроме нескольких немногочисленных торговых и развлекательных комплексов, таких как «Йимпаш» и «Мир Сказок» с детскими аттракционами, центр города в основном безлюден.
За пару дней, конечно же, очень трудно прочувствовать атмосферу жизни достаточно глубоко. Но несколько эпизодов позволили понять, что реальная жизнь страны очень сильно отличается от «беломраморного глянца», который виден на поверхности. Солдат, предлагающий за 1 манат сфотографировать охраняемое им здание госучреждения, которое «фотографировать категорически запрещается». Рассказ женщины в автобусе о том, как трудно устроить ребенка в хороший садик, человек, рассказавший, что и сколько стоит на базаре и в магазинах. Он же рассказал о своей дочке, которая с мужем купили квартиру в новой элитной многоэтажке, и постепенно стали обнаруживаться многочисленные недоделки и строительный брак. Я понимаю, что это только кусочки мозаики, которые не полностью отражают реальность. Но, по крайней мере, они указывают на то, что критики режима во многом правы и проблем действительно существует очень много.
Чтобы не выглядеть предвзятым, я должен отметить, что бытовые и социальные проблемы существуют не только в Туркменистане, но даже в Центральной Европе. Но разница в том, что, например, в Чехии, все эти явления, скорее исключение из правил, нежели повсеместная тенденция.
И после этого уже совсем не удивляет вежливое старание туркменских организаторов конференции не замечать некоторые вещи, не отвечать (или отвечать уклончиво) на некоторые вопросы, необходимость искать ресторан подальше от гостиницы, чтобы можно было поговорить без опаски быть подслушанным.
Поразили меня ашхабадские цены — они довольно высокие. По большому количеству наименований цены сравнимы с Чехией и даже более дорогими западными странами.
Когда я покупал на Русском базаре пару килограммов сухофруктов и орехов в подарок знакомым в Чехии, продавщица сказала, что такие покупки здесь делают не часто.
Цены на книги в Ашхабаде более отвечают европейским стандартам, нежели средним зарплатам в Туркменистане. Интересно, что книги, выпущенные во время правления Ниязова, гораздо дешевле. По словам продавцов, с одной стороны это связано с тем, что цены на эти книги остались неизменными еще с ниязовских времен, а с другой стороны — спрос на них небольшой, а значит не имеет смысла повышать цену. Да и вообще, по признанию тех же продавцов, современные книги туркменских издательств продаются не очень активно.
— Удалось ли пообщаться с представителями туркменских госструктур, министерств, ведомств?
— К сожалению, время моего пребывания было сильно ограничено, и не удалось организовать много встреч. Для меня как ученого самым важным событием явилось посещение возродившейся после смерти Ниязова Академии наук Туркменистана. Встречи в Академии наук подтвердили мои предположения — здесь удалось собрать и сохранить много хороших талантливых ученых, включая молодых сотрудников. Наряду с сильной поддержкой государства, данный факт свидетельствует о том, что туркменская академическая среда возродилась, естественно, в рамках тех процедур, которые существуют в стране. И я бы очень хотел надеяться, что нам удастся найти подходы к дальнейшему сотрудничеству с туркменскими коллегами, особенно в сфере исторических исследований, работа над которыми не вызывает лишних вопросов у властей и где есть очень интересные темы для совместного изучения.
Естественно, я прекрасно понимаю, что за один визит всей картины не увидишь и что сама Академия наук Туркменистана является некой вершиной айсберга и далеко не отражает полностью ситуацию с образованием в стране. Насколько я знаю, ситуация в университетах гораздо сложнее, и двери для международного сотрудничества там будет открывать гораздо труднее. Только время покажет, насколько возможным окажется поддерживать и развивать налаженные контакты с туркменской академической средой.
— Удалось ли пообщаться с простыми туркменистанцами?
— Как я ранее упоминал, поводы и возможности завязать разговор на улице или в общественном транспорте находились очень легко, все же в Туркменистане осталось очень много общительных и интересующихся людей. Достаточно было завести разговор — и можно было обсуждать почти все проблемы. Однако в рамках официальных мероприятий это было сделать гораздо сложнее.
Несмотря на то, что я просидел два часа рядом со студентами, которых загнали на стадион, чтобы они восхваляли Аркадага, как только он появится на сцене, и приветствовали зарубежных гостей, мне так и не удалось завести с ними разговор. Но я прекрасно их понимаю, будучи на их месте, я бы тоже не стал вступать в «несанкционированные контакты с иностранцами», к которым со стороны организаторов очень пристальное отношение. Иностранцы приезжают и уезжают, а этим ребятам в этой стране жить, и никому не хочется иметь неприятности из-за случайной беседы.
— На каком языке велось общение?
— Поскольку мой активный туркменский все еще оставляет желать лучшего и постоянно смешивается с турецким, то мне легче было общаться на русском. С этим пока в Ашхабаде проблем нет. Только женщины в оранжевых жилетах, чистившие улицы до зеркального блеска (у этих женщин я спрашивал дорогу), русского не знали, но мой туркмено-турецкий прекрасно поняли. Или уже мной упомянутый солдатик — притворялся, что его русский хуже моего туркменского.
А в общем, русский язык можно услышать почти повсеместно в центре Ашхабада. В этом столица Туркменистана не так уж сильно отличается, скажем, от Ташкента, Бишкека или Алма-Аты.
— Почувствовали ли вы, находясь в Туркменистане, что это «страна Бердымухамедова»?
— Естественно. Но поскольку я изучаю государственную идеологию Туркменистана уже давно, это тоже не стало для меня сюрпризом. Однако для членов нашей делегации и некоторых других европейцев, с которыми мне довелось поговорить, это стало настоящим шоком. Просто мы уже отвыкли от «идолопоклонства» на государственном уровне, да еще и столь масштабного и беззастенчивого.
Некоторые наши участники сразу вспомнили былые времена, сравнив вездесущее присутствие портретов президента Туркменистана с культом изображений Ленина. Правда, тогда в европейских странах «соцлагеря» портретов Вождя Мирового Пролетариата все же было гораздо меньше, чем сейчас портретов Аркадага в Туркменистане.
Было очень интересно узнать, насколько по-разному люди относятся к этой пропаганде. Некоторые относятся к культу Бердымухамедова абсолютно безразлично. То есть идеология не проходит мимо них, этого невозможно избежать, но они воспринимают идеологические моменты, как неизбежное и «необходимое» зло и неотъемлемое проявление режима. В целом, они не видят надобности изучать книги президента. Но это обычно люди, которых не сильно касаются разного рода идеологические мероприятия. У большинства из тех немногих людей, с которыми мне удалось поговорить, превалировал именно данный подход.
К сожалению, у меня не было возможности поговорить на эту тему с представителями тех слоев населения, которых государственная пропаганда касается больше всего: со студентами, преподавателями или госчиновниками.
Встречались мне и люди (хотя они непосредственно не связаны с государственными структурами), которые с воодушевлением поддерживают внешне- и внутриполитический курс страны и президента и очень гордятся обновленным Ашхабадом. Это тоже подход, а для меня это возможность узнать их трактовку действительности и понять систему их мышления.
— Можно ли сравнить Туркменистан с какой-нибудь из других стран, в которых вам удалось побывать?
— Здесь я вынужден дать немного уклончивый ответ, но не потому, что мы говорим о столь закрытом государстве, каким является Туркменистан. Просто каждая страна уникальна, и порой сравнения будут неуместны.
Я считаю Туркменистан особой страной с особым устройством, возникновению которого способствовало много объективных и субъективных причин. Эти особенности нравятся далеко не всем внутри страны, не говоря уже о мнениях из-за рубежа.
И у меня есть много критических замечаний по поводу того, что здесь творится: почему такие проблемы с въездом-выездом, почему в стране, настолько богатой природными ресурсами, подавляющее большинство населения живет на грани бедности. Туркменистан, по моему мнению, мог бы превратиться в некий Оман Центральной Азии, если бы велась разумная политика, внешняя и внутренняя.
Мне лично очень интересен весьма специфический подход к формированию национального и государственного устройства в стране, основания и предпосылки того, как и почему в Туркменистане сложился подобный режим правления. Я понимаю, что есть определенные причины, почему страна пошла именно по такому пути развития.
По совокупности причины эти кроются в характере сформировавшейся политической элиты, в официальной культуре (политической, экономической), в инерции, унаследованной из советского периода, с примесью зарубежного опыта. Весь этот комплекс, наряду со многими другими факторами, создал ту уникальную ситуацию, в которой Туркменистан ныне находится.
Скакал, упал, очнулся простым стоматологом
— Вы чуть не стали непосредственным свидетелем ставшего хитом YouTube падения Бердымухамедова на скачках. Как это произошло?
— Я, к моему глубокому сожалению, не видел это событие лично, мы улетели за день до того, как президент упал с коня. И я был осведомлен о случившемся уже буквально через считанные минуты после инцидента.
Но я стал непосредственным свидетелем поведения президента в день, предшествующий скачкам. Первая часть программы того дня была полностью посвящена президенту, а вернее — демонстрации его мастерства управлять скакуном. Могу сказать, что Бердымухамедов действительно отличный всадник. И это не только мое мнение, а также нескольких представителей нашей делегации — профессиональных коневодов, которые разбираются во всех тонкостях вопроса гораздо лучше меня.
То, что президент предстал в такой роли перед публикой, свидетельствует о том, что, во-первых, он действительно любит все, связанное с лошадями (это даже может восприниматься как некий положительный факт, в смысле: «хоть что-нибудь хорошее»), со всеми вытекающими из этого позитивными и негативными последствиями для его народа. Во-вторых, президент очень любит выставлять и показывать себя как некого рода супермена, который знает и умеет все и которому все должны уступать.
С другой стороны, неужели Бердымухамедов на полном серьезе думает, что его авторитет сильно бы пострадал, если бы он участвовал в скачках в качестве судьи или стартера или, если уже говорить о непосредственном участии, пришел к финишу вторым или третьим?
Народ бы так и сказал: «Вот какой у нас президент, прекрасный наездник, отлично управляется с лошадью, но, естественно, он не может сравниваться с профессионалами».
Или, хорошо, конь споткнулся и президент упал. Это может случиться с каждым, джигит, не падавший с лошади — не джигит. Тогда давайте распространим эту информацию с теми кадрами, на которых президент жив и здоров (хотя и немного хромает, например) и признается, что — да, такое случилось. Немного юмора и даже самоиронии — и это происшествие могло бы вызвать к Бердымухамедову всенародную симпатию: «Да, наш президент человек открытый, честный, смелый — не боится признать, что ему что-то не удалось».
И тогда бы очень многие его чисто по-человечески пожалели, ему бы искренне сопереживали. Или хотя бы сказали: «Мог бы и не лезть в эти скачки, но, слава Аллаху, ничего серьезного не повредил и, дай Бог, скоро вылечится».
Наш бывший президент тоже любил кататься, но только на лыжах, и один раз сломал ногу. И охранники вокруг него не носились бестолковой толпой, и кадры с этим происшествием из телепрограмм не вырезались.
Этот инцидент с Бердымухамедовым, если его рассматривать аналитически, очень четко показал уровень политической культуры в стране. Президент не может совершить ошибку, не может не заниматься своим любимым видом спорта, хотя это сопряжено с большим риском. И всегда должен занимать только первые места.
Все эти признаки указывают на авторитет, который не зарабатывается, а заключается в том, чтобы заставлять других уважать его. А если заставлять, значит распространить страх среди своего окружения, и дальше этот страх волнами спускается по иерархической лестнице: от президента — к министрам, от министров — к госчиновникам и т.д., и, в конце концов, вся эта лавина страха обрушивается на простой народ.
Та бравада и демонстративность, с которой Бердумахамедов через час после падения показывал себя — «целого и невредимого», свидетельствует, помимо прочего, и о его боязни. Боязни потерять власть, потерять рычаги влияния, стремление не допустить даже малейшей гипотетической возможности, что его место займет кто-то другой.
Он, возможно, представил себе ситуацию, что как только упал и потерял на полчаса сознание, лежит беспомощный в больнице, не может управлять страной, сразу же могли сплестись нити коварного заговора. И кто-то другой мог бы воспользоваться ситуацией, и мы бы сейчас уже говорили о совсем другом, новом президенте. По-видимому, этим и может объясняться столь поспешное появление Бердымухамедова на публике и перед десятками телекамер.
Далее из всего этого инцидента вырисовывается центральная, даже — эгоцентрическая роль президента: «без меня никто ничего не может» или «все приходится делать самому». Это уже нарушает основные правила грамотного менеджмента. Если президент сам лично не будет осуществлять контроль над всем, что происходит в стране, ситуация может развиваться совсем не так, как хотелось бы президенту.
Случай с падением Бердымухамедова на скачках наглядно показал, что, с одной стороны — авторитарная власть президента оказалась прочной (хотя, естественно, в течение получаса очень трудно организовать государственный переворот, особенно, если все в шоке от произошедшего), а с другой стороны оказалось, что без президента вся система может рухнуть буквально «в одночасье». Достаточно посмотреть на испуганные лица членов правительства, которые присутствовали на ипподроме, чтобы понять, что они перепугались до холодного пота не за целостность шеи Бердымухамедова, а за свои чиновничьи кресла, которые, приди к власти новый президент, очень даже могут смениться на нары.
Политическая культура в Туркменистане основывается на строгой вертикали жесткого подчинения только одному центру власти. И если этот центр не будет сильным, то подчиненные попросту не будут знать, что делать. Это мышление прочно сидит в головах правящей верхушки, которая хорошо понимает, что оставаться в кругу «свиты» — значит беспрекословно и бездумно выполнять все приказы сверху. Преодолеть этот стереотип мышления, выйти из этого «заколдованного круга» — вот самая трудновыполнимая из реформ, которые были провозглашены в Туркменистане. Решение этой проблемы потребует много усилий и от нынешнего президента, и от его возможных преемников.
— В предыдущем интервью (http://www.chrono-tm.org/2011/08/ot-dzhunaid-hana-do-berdyimuhammedbashi/) вы рассказали о том, какие политтехнологии Бердымухамедов использует для создания собственного имиджа «Туркмен №1». Но сейчас, учитывая, что президент ездит на танке, стреляет из пулемета, пишет книги, проводит сложнейшие хирургические операции, играет лучше всех в футбол, лучше всех ездит на автомобиле, быстрее всех скачет на коне (иногда даже обгоняя собственного скакуна на полкорпуса), президентский имидж уже можно со всем основанием назвать «Супертуркмен». Как вы думаете, почему бердымухамедовская пропаганда упорно раскручивает этот достаточно абсурдный и порой комичный для всякого здравомыслящего человека образ президента?
— Во-первых, они просто не знают, как работать по-другому. Представьте себе ситуацию, если бы какой-то туркменский журналист написал, что президент упал с лошади или даже просто — пришел к финишу вторым. В лучшем случае, такого журналиста бы уволили, в худшем — посадили. Или вы думаете, что эти бедные, несчастные студенты проводят целые дни без еды и питья на официальных мероприятиях, часами аплодируют Аркадагу из-за своей искренней любви к нему? Мне они такими не показались. Да, их так научили, и кто не слушается, не выполняет требования, тот сразу же почувствует последствия своего непослушания на «собственной шкуре». То есть — срабатывает некий эффект психоза толпы, подкрепленный страхом перед неизбежным наказанием в случае «неправильного поведения».
Во-вторых, сам Бердымухамедов очень любит такое отношение к себе. Как я уже сказал — он любит демонстрировать себя на публике, хочет, чтобы его воспринимали за тот образ, который изображается на помпезных портретах и рекламных билбордах. Тут мы видим попытку совместить имидж, который формируют президентские пиар-службы, с реальностью.
Любой человек, попав в подхалимское окружение, сразу же почувствует уверенность в себе и будет стараться всеми силами поддерживать миф о собственной исключительности. Подхалимское окружение перешло к Бердымухамедову по наследству от Ниязова, который тоже был убежден, что может все. Только его «величие» демонстрировалось несколько другими способами.
В-третьих, сложилась уже такого рода политическая культура, которая предполагает президента-всезнайку. И ни у кого в бердымухамедовской команде нет опыта по «раскручиванию» брэнда президента, как «человека, близкого к народу». Я уверен, что многие туркменистанцы, приветствовали бы такой подход, но, видимо, политическая элита Туркменистана думает совсем по-другому.
Вырисовывается такая картина — президент, если он хочет остаться у власти (а других президентов просто не бывает) в Туркменистане, просто обязан быть настоящим «Туркменом №1» или даже «Ахал-теке №1», иначе его власть (и получаемые благодаря ей собственные доходы и доходы всего президентского «тохума»-семьи) окажутся под угрозой.
И последнее — «раскручивание» культа личности и некоторых странных (как это может показаться стороннему наблюдателю) распоряжений, деяний, поступков президента, мотивированных «построением единого национального государства», может приносить неплохую прибыль как президентской семье, так и его окружению. Как напрямую, так и косвенно, сюда включаются строительные проекты, издание книг, организация мероприятий (логистика, печатная продукция — портреты, плакаты) и т.д. По сравнению с другими доходами — это, конечно, «копейки», но такие копейки «зарабатываются» укреплением авторитета президента и вертикали его власти, и, если речь идет о «нижних» уровнях власти, сохранением своей позиций, проявлением лояльности. Чиновники «зарабатывают» снисходительность вышестоящего начальства к собственным нелегальным или полулегальным поступкам.
Если рассматривать вышеперечисленные факторы в совокупности, характер президента, основанная на подхалимстве политическая культура, которую президент не может (или не хочет) менять, всеобщая атмосфера страха и «обязаловки» в стране и, наконец, чисто бизнес-планы некоторой части элиты, то получается смесь, которая раскручивает спираль культа личности порой до полной нелепости. И нам остается только гадать, где предел этого абсурда.
Источник :: Хроника Туркменистана
Туркменистан красиве місто, але дуже жаркий лімат тому багато місцевих жителів приїжає до нас у гості на відпочинок у санаторий Кришталевий палац(Хрустальный дворец)
ОтветитьУдалить