"А какие инвестиции принесет частник?!"

Недавно в СМИ прошла информация о том, что крупнейшие теплоэнергетические предприятия Северного Казахстана, якобы, могут уйти под контроль российских компаний. Между тем общественный деятель и эксперт по электроэнергетике Петр Своик в интервью агентству КазТАГ заявил, что электроэнергетика для Казахстана является вопросом национальной и политической безопасности.

По мнению Своика, электроэнергия — основной экономический и социальный товар, более важный, чем хлеб и бензин. ниже предлагаемполный текст этого интервью.

- Петр Владимирович, насколько оправдана сегодня возможная продажа энергообъектов севера страны, в частности, российским компаниям?

- По-хорошему — электроэнергетика не должна быть в частной собственности вообще, а уж в иностранной — тем более. Потому что электроэнергия — это основной экономический товар и основной социальный товар. Даже хлеб и бензин не играют такой важной роли в жизни людей и экономике, нежели электроэнергия — без нее ничего невозможно. При этом электроэнергетика регулируется государством — она является естественной монополией, тарифы на нее устанавливает государство. Поэтому, если туда заходит некий частник, то получается, что государство готово включать в тариф его частную прибыль. Частник же не из благотворительного общества пришел — он пришел за своей собственной выгодой.

- Что необходимо энергетике, чтобы она не могла жить без частника? Почему государство — как регулирующий орган — готово включать в тариф прибыль частника? Либо государственный регулятор просто не знает своей работы, либо он, что называется, аффилирован и имеет свой собственный интерес в приватизации электроэнергетики?

- На расхожий тезис о том, что нужен частник, потому что он принесет инвестиции, можно задать встречный вопрос: а какие инвестиции принесет частник? Он возьмет банковский кредит, но и госдиректор это может. При этом государство все равно помогает развитию конкретной энергокомпании за счет средств бюджета или за счет средств фонда «Самрук-Казына», что тоже делается. Поэтому государство может это делать с успехом и без частника.

Причем, прошу заметить, в Казахстане нет такого частника, который имел бы свои собственные средства, мог бы их вложить, и который был бы мотивирован не на то, чтобы самым срочным образом вытаскивать средства из энергетики, а на то, чтобы их туда вкладывать. Чтобы его частные инвестиции работали бы в энергетике лет 15—20. Нет ни одной частной компании, которая имела бы достаточные для этого средства, имела бы такое желание.

- Как вы считаете, угрожает ли национальной безопасности продажа объектов энергетического сектора иностранцам?

- Электроэнергетика в самом широком смысле — это национальная экономическая, социальная, политическая безопасность. И если в электроэнергетику приходит некий частник, еще к тому же, не дай бог, иностранный, и по сговору с правительством или по недомыслию правительства вытаскивает из киловатта свою собственную, частную прибыль, то это значит, что вся экономика и все население страны начинают работать на этого частника.

Это значит, что повышенная стоимость электроэнергии понижает общую конкурентоспособность всей национальной экономики, потому что нет такого производства, которое не нуждалось бы в электричестве. Это значит, что уровень жизни и социальное благополучие граждан тоже становятся дойной коровой для этого частника. Поэтому я не вижу смысла пребывания в электроэнергетике частника и категорически против того, чтобы он был иностранным.

И еще. Национальная безопасность в энергетике состоит не только в том, чтобы туда частника не пускать, а чтобы энергетику создавать в основном за счет своих собственных ресурсов — строительного, проектного, машиностроительного и кадрового, конечно.

- От каких стран зависит в настоящее время Казахстан в энергетике?

- Расклад сегодня такой. Центр, восток и север Казахстана, слава богу, ни от кого не зависят — там пока даже есть еще и избыток генерации. Юг Казахстана уже дефицитен — примерно на 1300 мегаватт. Но это пока еще не физический, а экономический дефицит, то есть, нет относительно дешевых способов покрытия этого дефицита, а более дорогие, например, использование Жамбылской ГРЭС, работающей на дорогом мазуте, все-таки имеются.

В этом смысле Казахстан в центре и частично на юге пока еще независим. Мы иногда покупаем электроэнергию у Кыргызстана, но это не потому, что мы в ней нуждаемся, а потому, что там есть такой комплекс проблем с электроэнергетикой и ирригацией, которые нужно решать совместно.

А вот что касается запада Казахстана — можно сказать, национальной энергосистемы там нет. Дело в том, что Уральск и Атырау — это оконечные сети российского объединенного диспетчерского управления (ОДУ) Нижней Волги, и со всем остальным Казахстаном они никак не связаны. Причем по генерации они являются дефицитными и пополняется эта нехватка электроэнергией из российской энергосистемы.

В Актобе до последнего времени была примерно такая же ситуация — с той лишь разницей, что это было не ОДУ Нижней Волги, а ОДУ Южного Урала. Но в последние несколько лет былавсе-таки введена линия, хоть и с недостаточной пропускной способностью, соединяющая Актобе с Северным Казахстаном, со всем остальным Казахстаном.

У нас собственной национальной энергосистемой является только центр — с сердцем в Экибастузе, и относительно юг, который уже дефицитен. Запад Казахстана вообще в электроэнергетике чужой, Мангистау — это вообще анклав.

- По вашим данным, какова на сегодняшний день изношенность казахстанских электрических сетей?

- Стандартно говорится про 70%. Видимо, это так, может, и больше.

- Известно, что на «народное» IPO выходит казахстанская компания по управлению электрическими сетями — KEGOC. Нет ли риска того, что акции этой компании попадут не к розничным инвесторам, а сосредоточатся в одних руках?

- Скажу прямым текстом: IPO в электроэнергетике — это глупость и провокация, плюс еще и коррупция. Акции компании будут покупать только ради дивидендов, а откуда придет прибыль? Из того же тарифа для населения. То есть тот, кто принимает решение о продаже, заведомо нагружает тариф KEGOC и, следовательно, всей электроэнергетики Казахстана дополнительным дивидендом.

Получается так, что акции KEGOC, «Самрук-Энерго», Алматинских электрических станций и другие объекты энергетики, которые сдуру или из-за корысти отдадут на IPO, будут приобретены несколькими тысячами человек в Казахстане, причем, далеко не бедными, которые начнут дополнительно тянуть свой доход с населения и со всей экономики Казахстана.

- Решение о строительстве в Казахстане двух атомных электростанций принято, но пока неизвестно их точное местоположение, хотя рассматриваются варианты вблизи города Курчатова и озера Балхаш. На ваш взгляд, оправдано ли в текущих условиях возведение АЭС в нашей стране, где они должны располагаться?

- Безусловно и однозначно — на западной оконечности Балхаша вблизи Шыганака, в Курчатове она не нужна. АЭС в Курчатове будет иметь только один смысл — гнать электроэнергию в Россию. Семипалатинский регион лишь слегка дефицитен, там сколь-нибудь серьезная станция не нужна.

Другое дело, что при нашей всеобщей некомпетентности рисковать в Казахстане атомной электростанцией чревато. Но при этом, если пытаться поднять свой политический и технологический уровень, может, как раз и надо заняться строительством АЭС как требующей высочайшей дисциплины и, может быть, подтягивающей нашу общую культуру.

- Как вы думаете, с какими партнерами следует работать Казахстану в области ядерных технологий на международном уровне?

- В Казахстане еще с советских времен помимо урановых рудников был еще и Ульбинский металлургический завод (УМЗ), который был вставлен в цепочку изготовления атомного топлива. Урановые рудники как при советской власти, так и сейчас добывают сырье, и оно все уходит за границу — в обогатительные циклы ядерных государств. В прежние времена обогащенный продукт (гексафторид урана — КазТАГ) возвращался на УМЗ, где из него делали топливные таблетки, отправляемые опять в Россию для изготовления готовых топливных сборок.

Когда развалился Советский союз, Ульбинский завод не сразу, но остановился, потому что россияне создали у себя параллельные производства, и поэтому не было никакого смысла поставлять обогащенный гексафторид на УМЗ. Ульбинский завод состоит их трех совершенно разных заводов — уранового, танталового и бериллиевого. Так вот, два-то работают, а урановый — стоит.

Было очень много попыток, разговоров, обещаний наладить, восстановить производство на УМЗ и делать топливные таблетки и даже целые сборки не только под российские, но и под реакторы других мировых компаний. Французы обещали и до сих пор обещают — но ничего нет и стопроцентно не будет, потому что ни одна ядерная держава не позволит такую глупость, как отдать казахам, будем говорить, святая святых. В этом смысле без Росатома у Казатомпрома нет никаких перспектив опять вернуться в статус хоть сколько-нибудь вертикально интегрированной энергетической компании.

Конечно, надо договариваться с россиянами об интеграции в производстве атомного топлива, и конечно, если уж АЭС строится в Казахстане, — об интеграции в проектировании, строительстве, эксплуатации. И, хотя это страшно сложный вопрос, — в утилизации отходов...

- Благодарю за интервью!

Источник: КазТАГ