Последние изменения в руководстве Духовного управления мусульман Казахстана (ДУМК) почему-то не вызвали сколь-нибудь заметного резонанса в нашем обществе. Разве что за исключением привычно броского демарша лидера Союза мусульман Казахстана (СМК) Мурата Телибекова.
И все же не покидает ощущение некоторой недосказанности в связи со сменой руководителя Духовного управления. Особенно если сравнивать с аналогичными процедурами в Русской православной церкви (РПЦ) или же с неожиданным уходом Папы Бенедикта XXVI в Ватикане. Понятно, что подобные сравнения во многом носят условный характер, но все же не будем забывать, что речь идет о важнейшем сегменте духовной жизни общества – религии и всем, что с этим связано. Прежде всего не могла не поразить рутинность, с какой была осуществлена процедура смены верховного муфтия. Причем тон задал сам бывший глава ДУМКа, который апеллировал не к своим единоверцам, а к главе государства, которое у нас, между прочим, как бы светское. Невольно возникает вопрос: а как же быть с Конституцией, которая провозглашает принцип разделения светской и религиозной властей? С другой стороны, если обратиться к истории вопроса, то ничего сверхординарного и алогичного в случившемся вроде бы нет.
Достаточно вспомнить, как пришел в ДУМК сам Абсаттар Дербисали. Вот как раз таки его избрание (или, если хотите назначение) вызвало в свое время эффект разорвавшейся бомбы. Потому что по своей сути он был абсолютно светским человеком. Чтобы удостовериться в этом, достаточно перечислить его регалии, которыми он обладал до прихода на должность верховного муфтия Казахстана: доктор филологических наук, профессор, ученый-востоковед, дипломат. Это уже потом он стал шейхом и председателем Совета муфтиев Центральной Азии. В то же время можно сказать, что сама история его избрания была в какой-то степени закономерной – с точки зрения эволюции собственно новейшей казахстанской государственности. Чтобы понять происходившие тогда аллюзии, необходимо вспомнить качественное состояние казахстанской уммы на тот момент. Во-первых, не было никакого ДУМКа, а все организационные вопросы в религиозной сфере решались тогда в Ташкенте, где, собственно, и располагалось Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана.
Во-вторых, сам уровень исламизации общества тогда был в разы ниже. Не будем забывать, из какой шинели мы все вышли. Поэтому наши формирующиеся институты власти озаботились тем, чтобы переподчинить религиозное руководство, что и было достигнуто в достаточно короткие сроки. Первым верховным муфтием эпохи независимости стал Ратбек-кажы Нысанбайулы. Эта, несомненно, колоритная личность оставила достаточно заметный след в истории казахстанской уммы. Ожидать “чуда” сегодня глупо Не ставя целью выяснить общественное мнение по этому конкретному поводу, мы все же решили задать вопрос о роли и месте ислама людям, которых трудно заподозрить в ортодоксии: - Что Вы думаете о роли и месте ислама в современном казахском обществе? Жасарал Куанышалин, политолог: - Роль и место ислама в современном казахском обществе попросту невозможно переоценить по той элементарной причине, что казахи – мусульмане. Причем отнюдь не “плохие мусульмане”, как иной раз заявляют некоторые “знатоки”. Напротив, мусульманство казахов, как это ни покажется “странным” для подобных “знатоков”, ничуть не слабее мусульманства народов, почитаемых ими “хорошими мусульманами”, – узбеков, татар, таджиков и т.д., не говоря уже об арабах. А кое в чем казахи, пожалуй, в своей вере будут даже посильнее. Во-первых, уже сам казахский язык четко и ясно говорит о том, что его носители являются бесспорными мусульманами. К примеру, русский – “человек”, а казах – “адам”.
Тем самым наш язык на весь мир громогласно заявляет, что казахи – потомки и наследники Первочеловека и Первопророка – Адама-Ата (меиб). Или возьмем казахский адекват русского “яблока” – слово “алма”, перевод которого означает не что иное, как… “не бери”. Иначе говоря, это тот самый запретный плод, из-за “распробования” коего наш Прародитель был изгнан из рая. Во-вторых, я не знаю более жесткой формы осуждения человека на казахском языке, чем “имансыз”, буквально – “лишенный имана”. Приблизительный его смысл по-русски – “безверный”, однако полный смысл гораздо шире, ибо “иман” включает в себя: 1. веру в Аллаха. 2. веру в ангелов. 3. веру в четыре священные книги – Коран, Инжил, Таурат, Забур. 4. веру в пророков. 5. веру в Судный день. 6. веру в судьбу и смерть. Сюда же примыкает и слово “иманжузді”, применяемое, напротив, для похвалы, выражения теплой симпатии к человеку и приблизительно означающее по-русски “вероликий”, “святоликий”. В-третьих, практически все обычаи, традиции и обряды, охватывающие все стороны жизнедеятельности казахов, основаны на исламе и пронизаны его нормами насквозь. При необходимости об этом можно прочитать целую лекцию. В-четвертых, казахи говорят: “Кудайдан коркпаганнан корк” – “Бойся того, кто не боится Бога”. Здесь вошедшее, так сказать, в плоть и кровь казахского языка и духовности персидское слово “Кудай”, также как и древнетюркское “Танір” (Тенгри) – не имена “других богов”, а синонимы слова “Алла” (Аллах). Потому, и это в-пятых, “новомодные” сейчас разглагольствования некоторых наших соплеменников о том, что, дескать, “ислам – это религия арабов, а истинная религия казахов – тенгрианство”, – не более чем досужие вымыслы. Эти люди отчего-то вдруг возомнили себя более умными и глубокими знатоками веры, чем, скажем, Мухаммед Аль-Фараби, Кожа-Ахмет Иассауи, Абай, Шакарим, Машхур Жусуп и другие великие казахские мыслители. Я мог бы буквально “на пальцах” доказать несостоятельность любых обоснований “тенгрианства” как религии, но не стану делать этого сейчас по той причине, что сие – тема отдельного разговора. В-шестых, в свое время казахи восприняли ислам сугубо добровольно и потому он прочно закреплен у них в сердце, можно даже сказать генетически. Не будет никакого преувеличения, если сказать, что казахи – мусульмане от сотворения мира. В доказательство приведу лишь два примера. 1. В архивах сохранились документы периода миссионерской деятельности Российской империи в Казахстане. Среди них есть и такие, в которых с досадой говорится о “неподатливости” казахов крещению. Дело в том, что для вовлечения “инородцев” в православие им выплачивали определенные денежные суммы.
Так вот, немало казахов якобы “крестилось”, брало за это деньги, а затем, придя домой, просили у Аллаха прощения: “Я сделал это ради пропитания моих детей!” – и продолжали читать намаз. В результате миссионерство среди казахов с треском провалилось, в то время как, например, среди “хороших мусульман” – татар – появилось столь много крещеных, что это обстоятельство и по сию пору продолжает оставаться для них чрезвычайно серьезной проблемой во внутриэтнических отношениях. 2. Во время всереспубликанской мирной акции протеста в Уральске, организованной ГДК “Азат” в сентябре 1991 года против попытки провести провокационное “празднование 400-летнего юбилея служения уральского казачества Российской империи”, произошло следующее. Хадиша Карибаева из Тараза по мусульманскому обычаю бросила перед многотысячной толпой казахской молодежи (которая, как известно, воспитывалась в традициях советско-коммунистического атеизма), лавиной бежавшей в ярости и гневе к Дому культуры “Зенит”, где у казаков проходило “юбилейное собрание”, белый головной платок. И эта огромная людская масса остановилась у платка как вкопанная, не смея переступить и тем более наступить на него. Благодаря чему было предотвращено неминуемое уже, казалось бы, кровопролитие. Можно и дальше продолжать перечисление аналогичных доказательств, но думаю, что и приведенных выше фактов достаточно для того, чтобы убедиться: казахи являются истинными правоверными. А это значит, что и в современном казахском обществе ислам, невзирая на 70-летний период атеистической пропаганды и агитации, продолжает занимать чрезвычайно важное место и играть поистине судьбоносную роль. Более того, после провозглашения независимости началось и все более усиливающимися темпами идет естественное возрождение ислама в Казахстане. Другое дело – общеисламская обстановка в стране. Тут, прежде всего, необходимо учитывать особенности общественно-политической ситуации, сложившейся в Казахстане за 22 года после провозглашения независимости.
В частности, ДУМК с самого начала своего существования в “новой” республике оказалось структурой, зависимой от власти в еще большей степени, чем это наблюдалось даже во времена СССР! Как первый муфтий – Ратбек-кажы Нысанбайулы, так и второй – Абсаттар-кажы Дербисали, и недавно сменивший его третий – Ержан Маямеров лишь номинально “выбирались” мусульманами, а на самом деле… назначались Ак-Ордой. К тому же чем дальше, тем с большей “потерей качества” – если у Нысанбайулы хотя бы было специальное духовное образование, то Дербисали был всего лишь ученым-арабистом, который в своих “трудах” утверждал, к примеру, что, дескать, Коран был написан… пророком Мухаммедом (меиб)! После этого не приходится удивляться и всем тем непотребствам, которые он вытворял за годы своего “владычества” в неуемном рвении угодить, извините, не Всевышнему Аллаху, а той же Ак-Орде. Что касается нынешнего муфтия, то, конечно, пока невозможно сказать о нем что-то определенное. Кроме того, что, судя по высказываниям знающих людей, до самого своего “избрания” он никому практически не был известен – ни своими богословскими трудами, ни какими-то выдающимися делами и поступками на ниве служения умме… Если же вернуться к общей религиозной обстановке в Казахстане за прошедшие годы при такой власти и подобном муфтияте, то, на мой взгляд, она характеризовалась полнейшим беспределом. В том смысле, что нынешняя власть, распахнув “для всего мира” не только все двери, но даже и окна нашего дома под названием “Казахстан”, позволяла беспрепятственно проникать на его территорию не только неоколонизаторам всех мастей, не только “западным” и другим “ценностям” сомнительного свойства, но и всевозможным псевдорелигиозным течениям, сектам и прочему деструктиву. Последние “успешно” справляются с задачей замены испытанного более чем за тысячу лет своего существования традиционного и миролюбивого казахского ислама на нечто чуждое, агрессивное и фанатичное – ваххабизм, салафизм и т.д., и т.п. Мне приходилось читать в последнее время публикации, в которых кое-кто связывает надежды на улучшение или исправление данной ситуации с приходом нового верховного муфтия. Но возможно ли это? С огромным сожалением и скрепя сердце я вынужден огорчить столь светлых оптимистов своим мрачным пессимизмом и сказать: “Это невозможно!”.
Да, у нас прекрасный народ, который, несмотря на выпавшие на его долю тяжелейшие испытания в виде чудовищных геноцидов, этноцидов и прочих “цидов”, всегда доказывал и доказывает свою жизнестойкость, миролюбие, толерантность, гостеприимство… И всегда готов идти по пути как социально-экономического, так и духовно-культурного прогресса. Но при условии, что его по этому пути поведут пастыри, руководствующиеся не указаниями, скажем так, “лидера нации”, а предписаниями Всемогущего и Всемилостивого Аллаха. А пока этого нет, то и ожидать какого-то “чуда” было бы просто глупо. Увы, нельзя лечить и тем более вылечить болезнь, особенно духовную, не устранив сначала те причины, которые породили эту болезнь. Пока атрибутики больше, чем смысла Джанибек Сулеев, web-издатель: - Что я думаю? Вопрос примерно такой же, если его перефразировать: что вы думаете о роли и месте в современном казахском обществе партии “Нур Отан”? А если без шуток, то за других говорить не буду, скажу лишь за себя – пока что вижу больше атрибутивную сторону роста ислама. Похороны, поминки, брачная (речь идет об неке-кию, ритуале, который проводит мулла) церемония, обрезание… В принципе это стало достаточно стройной системой и как всякая упорядоченность она мне, в принципе по душе, тем более что никто не заставляет отказываться от наших национальных, определенных, я бы сказал, чисто номадических традиций.
Безусловно, религия стала занимать умы людей куда больше, чем в эпоху СССР. Все мы видим, как активно строятся мечети, все чаще и чаще встречаешь девушек в хиджабах и мужчин в коротких штанах. На разного рода мероприятиях слышишь много бесед о Всевышнем, о Коране, о праведности, о том кто сколько раз побывал в Мекке-Медине. Слышишь о неких энтузиастах, помогающих детдомам, строящих медресе – мол, джигиты поднялись в бизнесе и теперь вот совершают благотворительность. Есть и другое поветрие: богатые люди, выходцы из глубинки строят мечети на своих малых родинах (порой даже роскошные). А потом когда туда приезжают, обязательно навещают “свою” (?!) мечеть. Тоже очень смахивает на попытку заработать какую-то индульгенцию на будущее. В то же время лично я видел только один райцентр, в котором состоятельная семья не только построила мечеть, но и курирует местную спортшколу. Кстати, возрожденную после ее разгрома в девяностых. Вместе с тем, меня раздражают разговоры, в которых проскальзывает простая мысль: читай намаз, соверши хадж… и твоя душа попадет в рай. Мне почему-то кажется, что, допустим, многократное совершение хаджа не должно спасти грешника от ада. Во всяком случае, я хочу надеяться на это. По-моему, гораздо честнее просто делать зякят, помогать сирым, а не гонять самолетом каждый год в Саудовскую Аравию. В конце концов, отправь туда других. Похоже, что и это превращается в поездки за индульгенцией какой-то. Хотя, может, мне не повезло, и я не слышал настоящих проповедников? Возможно, они разбудили бы в моей душе огонь религиозного рвения? Но если говорить о духовной стороне, то, судя по моим собственным наблюдениям, люди не стали заметно светлее, нравственнее, честнее или хотя бы просто добрее. Значит, логично предположить, что у этой паствы не так уж и много таких проповедников, с которых хочется писать свою жизнь. Не хотелось бы говорить банальности, но, видимо в виду отсутствия какой-то четкой государственной, читай национальной, идеологии ислам каким-то образом заполняет эту нишу. Но в то же время это больше внедрение традиций, какое-то экстенсивное распространение, местами даже вирусное. Потому что для кого-то ислам становится даже маркером – “свой-чужой”, когда джамаат заменяет человеку весь возможный набор социальной адаптации и пр. Мне же почему-то казалось, что нам всем нужна как бы духовная практика, перерождение, катарсис. Я, наверное, слишком грешник или в данном случае толстокожий, но я всего этого не чувствую. А все эти нравоучения “делай так, делай эдак”, хадисы на все случаи жизни – воспринимаю разумом. Но никак не сердцем.
Ибо знаю или подозреваю, что все эти люди говорят одно, а на деле поступают совершенно иначе. Вот что мне рассказывал один человек, который ехал по Ташкентской (улица в Алматы – прим. ред.) и попал в яму. Остановил одного и попросил о помощи, а тот в ответ: извини, брат, в мечеть опаздываю, на намаз. Каково? Разумеется, на таких случаях и только на своем личном восприятии не стоит, наверное, делать далеко идущие выводы – мир велик и многолик. И все же… Но, может быть, количество все-таки перейдет в качество? Пролетая низко над Стамбулом (а также, наверное, и над Эр-Риядом, Карачи, Багдадом, Тегераном, Кабулом…), видишь множество минаретов. Прямо в жилых кварталах. У нас они тоже есть, но не в таком количестве. Но, по всей видимости, это, возможно, придет и к нам… Урбанизация казахов, таким образом, сопровождается сегодня пением муэдзина или цифровой записью азана, усиленной через динамики. И все потом будет зависеть в каждом квартале, районе, возможно, не от ДУМКа, а от того, какие имамы станут служить в новых мечетях, количество которых будут разрастаться… Как правило, СМИ любили смаковать скандальные стороны его работы. А между тем, по мнению некоторой части общества, несмотря на неоднозначную оценку его деятельности на посту верховного муфтия, он, в отличие от своего преемника, смотрелся на этом месте более органично. Хотя бы в силу того, что был по-настоящему религиозным деятелем – и по образованию, и по роду предшествующей деятельности. Другое дело, что он оказался не самым сильным администратором. Именно это стало предметом ожесточенных дискуссий, а иногда и откровенных нападок со стороны казахских газет и телевидения. Вместе с тем необходимо учесть, что как религиозный руководитель он сформировался во времена, когда все без исключения религиозные институты находились под плотным “колпаком” соответствующих структур.
Возможно, именно эта специфическая особенность не позволила Ратбеку-кажы выстроить “правильные” отношения с суверенной генерацией казахстанских государственных служащих. Но это не более чем гипотеза. Также можно предположить, что Ратбек-кажы, скорее всего, стал своего рода “жертвой” стихийного исхода казахской молодежи в неконтролируемые государством исламские течения. Понятие “исламский экстремизм” было еще не в ходу, но на подспудном уровне в головах государственных мужей уже зрело понимание того, что исламизация массового сознания граждан требует других, более глубоких подходов к вопросам государственной политики в религиозной сфере. Косвенно в пользу этого свидетельствует факт участия в курултае, посвященном выборам нового муфтия, таких фигур тогдашнего высшего политического истеблишмента, как Сарыбай Калмурзаев – руководитель Администрации президента – и Алтынбек Сарсенбай – министр культуры, информации и общественного согласия.
Понятно, что их присутствие на съезде мусульманских служителей было вызвано далеко не праздным интересом. Подготовил Кенже ТАТИЛЯ Помимо всего прочего, оно объяснялось еще и тем, что исход выборов был далеко не предопределен. Дело в том, что в тогдашнем верховном исламском ареопаге Казахстана очень весомо звучал голос некоторых неформальных лидеров. Начало этим процессам было положено в середине 1990-х, когда деятельность Ратбека-кажы на посту руководителя ДУМКа подверглась жесткой обструкции со стороны его оппонентов из числа казахских исламистов. Дело дошло до того, что его самые “горячие” недруги не остановились перед прямым насилием, умудрившись сломать ему руку во время очередного выяснения отношений. Причем, как рассказывали, случилось это непосредственно в мечети. И только жесткая силовая поддержка со стороны отдельных лидеров “неформалов” помогла первому верховному муфтию выстоять. В прямом и переносном смыслах.
Понятно, что после такого неожиданного поворота эти самые “неформалы” получили заметное влияние на внутренние дела ДУМКа. Не исключено, что отчасти этим обстоятельством и объяснялось делегирование на курултай в качестве “тяжелой артиллерии” двух вышеназванных фигур из ближайшего окружения главы государства. Кроме того, по некоторым сведениям, именно с подачи А. Сарсенбая в высшем политическом руководстве республики в качестве основного кандидата на должность главного муфтия Казахстана стал рассматриваться Дербисали, доселе не очень известный в качестве теолога. По свидетельствам неофициальных источников, “продавливание” лоббируемой госчиновниками фигуры проходило нелегко. Немало времени отняли закулисные переговоры, в том числе и с лидерами “неформалов”. И это несмотря на то, что курултаю предшествовала многомесячная подготовительная работа с привлечением казахских СМИ, которые старательно формировали имидж “неправедности” Ратбека-кажы. Как говорится, не мытьем, так катаньем, но необходимый результат был достигнут.
Следует отметить, что, несмотря на всю неоднозначность тех событий, общественное мнение в целом достаточно позитивно восприняло избрание Дербисали. Например, один из самых ярых оппонентов Ратбека-кажы народный писатель Калтай Мухамеджанов высказался так: “Глядя на Ратбека-кажы, слушая его слова, другие народы, исповедующие другую веру, вполне могли задаться вопросом: “Это и есть казах-мусульманин?”. Окружавшие его люди придерживались принципа “главное – не сильная вера, а сильная опора”. Неудивительно, что при таком подходе часть нашей молодежи уходила от ислама в различные богонеугодные секты”. О личности же Дербисали патриарх казахской литературы высказался осторожно, выразив надежду, что после периода бездействия и профанации исламская религия займет подобающее ей место в сфере духовно-нравственного развития.
В унисон с К.Мухмеджановым высказался и ряд других представителей “зиялы кауым”. Оправдались ли возлагаемые на Дербисали Абсаттара надежды? Пусть каждый попытается самостоятельно ответить на этот вопрос. Однако вряд ли кто возьмется утверждать, что период его правления отмечен только положительными тенденциями. Тем более если вспомнить случившийся в последние годы всплеск проявлений так называемого религиозного экстремизма. Избрание нового верховного муфтия тоже не внушает особого оптимизма. Уже сам “выборный процесс” вызвал массу недоуменных вопросов. Во-первых, курултай был созван без всякой предварительной подготовки и анонсирования. Во-вторых, удивила процедура голосования, которая напомнила приснопамятные партийные съезды, когда делегаты выражали свое мнение простым поднятием мандатов. В-третьих, уж очень чувствуется латентное присутствие и влияние другого неформального игрока, имя которому – государство. Но тогда вернемся к вопросу, с которого мы начинали: а как же быть с положением Конституции, гласящей, что у нас религия отделена от государства?
Источник: http://camonitor.com/archives/6976
Комментариев нет:
Отправить комментарий